Пробуждение Башни. Том 2 - Екатерина Соллъх

Идти действительно оказалось недалеко.

Харальд закрыл за собой дверь, отрезая мутные песчаные вихри и вой ветра. Окна, забранные толстым прозрачным особо прочным пластиком, выгибались и дрожали под напором бури. Внутри было светло, знакомый коридор и стальные двери – всё выкрашено в белый цвет. Молодой парень-охранник вытянулся и отдал честь каким-то нервным, неловким движением. Харальд оттянул вниз платок, открывая лицо. Сейчас этот солдат не видит ничего, кроме блеска нашивок – Управление Безопасности Империи, штандартенфюрер и ключ, обвитый цепью – Седьмое Управление, Третий Отдел, резонансные преступления. Форма позволяет выделяться в толпе и в тоже время совершенно стирает лицо из памяти. Абеларду хватило одного взгляда, чтобы солдат отпер дверь и пропустил их внутрь. Молодой химера сидел на узкой койке, подтянув колени к груди и обхватив их руками, он казался потерянным и слабым.

– Доброй ночи. – Харальд взял стоявший у противоположной стены стул, поставил его рядом с койкой и сел. Химера не пошевелился и, кажется, даже не заметил его. Что ж, отлично, значит, придётся приводить в порядок ещё и его. – Гйоль, я хочу задать тебе один вопрос.

Химера поднял голову – в глазах слепая покорность и отчаянье, губы искусаны в кровь. До этого Харальду пришлось разговаривать с убийцами, ужас осознания для которых перемешивался с болью потери пары, и не был чистым. Здесь же не было ничего, кроме страха, непонимания и отчаяния, этому химере потребуется ещё очень много времени, чтобы пережить и простить предательство и боль. Глаза кажутся пустыми, безжизненными как выжженная пустыня на юге. Харальд встал и подошёл к химере, обхватил пальцами подбородок и приподнял так, чтобы он смотрел ему в глаза.

– Слушай меня и отвечай, только честно, мне нужна правда. Ради себя, ради своей пары, ответь мне честно, хорошо? – Харальд дождался кивка. Такое короткое едва заметное движение, которое фактически является приговором. – Вот и отлично. Скажи, кто дал тебе поручение этим вечером, с кем ты разговаривал после ужина?

Харальд спиной почувствовал, как напрягся Абелард. Жертве нет нужды изменять память или вводить какие-то токсины – он ведь всё равно должен умереть, а значит, Гйоль – единственный, кто видел настоящего убийцу и помнит его.

– Я не могу, не могу. – Губы едва шевелятся, шепчут снова и снова. Не могу. В глазах – глухое отчаянье.

– Имя, просто назови имя. – Голос Харальда звучит ровно и спокойно. Если бы ты знал, как многое сейчас зависит от твоих слов. Это моя уверенность, ты её чувствуешь? Я не отпущу, положись на меня.

– Не могу, – срывающийся шёпот. Ну же, давай.

– Ни ты, ни твоя пара ни в чём не виноваты. Он не предавал тебя. Поверь, ему будет очень больно, когда пройдёт действие токсина, и он поймёт, что напал на тебя. – Харальд смотрит в глаза химеры, удерживая зрительный контакт, убеждая.

– Токсин? – Химера смотрит удивлённо. Да что же это, им же говорил, верно? Кажется, он был настолько шокирован нападением своей пары, что забыл об этом.

– Да, твоему напарнику ввели токсин, меняющий восприятие. – Харальд кивнул. Ну же, парень, верь мне.

– Гимле не виноват? Он не хотел меня убивать? Тогда почему его держат отдельно? – Гйоль вцепился в рукав Харальда, едва не вырывая серебряные нашивки.

– Сейчас он находится под действием сильных успокоительных и снотворного. Его осмотрят, очистят организм от остатков токсина. – Харальд слегка отстранился, но рук не убрал. – Вы сможете встретиться и поговорить, но сейчас он без сознания. Он ни в чём не виноват, ты тоже. Он не ненавидит тебя, таково действие токсина – чем важнее ты для него, тем сильнее будет желание убить. Скажи, он старался?

– Да, очень старался. – Гйоль говорил тихо, нервно покусывая губы. – Как будто от этого зависела его жизнь.

В глазах химеры мелькнуло странное выражение – облегчение, боль и радость. Чем упорней он старался убить его, тем важнее он для него – странная, вывернутая логика.

– Это жестоко. Так жестоко. – Гйоль закрыл глаза и коснулся руки Харальда. Даже через кожаные перчатки он почувствовал, какие у химеры холодные пальцы. – Это был Глейпнир.

23

Гринхильда улыбнулась и поднесла чашку с чаем к губам. Рейнер фон Гедерберг, сидевший напротив неё, казался уставшим и напряжённым, а стоявший у него за спиной Нейхардт фон Кальтштейн – бесстрастным, как всегда. Она ждала их с того самого момента, как вернулась домой. Гринхильда позволила себе проспать всего два часа, она ведь должна была встретить гостей полностью одетой и готовой к беседе

– Я благодарен вам за информацию, фройлен Рейденберг. – Рейнер склонил голову в вежливом поклоне. Разумеется, она ответила тем же – это ведь моя работа. – Вы не возвращались после произошедшего в храме?

– Нет, но встречалась с одной женщиной из секты. Она сказала мне, что лидеры весьма встревожены проникновением чужаков. – Гринхильда разгладила ладонью складки на юбке. Старая женщина, её родственница, настолько дальняя, что некоторая нечистота её генов не заботила отца, пришла час назад, она была сильно взволнована и говорила очень быстро, без пауз. – Насколько я поняла из её слов, Истинный Путь решил действовать. Боюсь, у вас больше нет времени – оно закончилось.

– Вы уверены в словах этой женщины? – Голос спокойный и ровный, даже без вопросительной интонации. Гринхильда подумала, что это должно пугать, но ей было интересно, действительно ли у него нет никаких чувств, или его безразличие – хорошая, давно сросшаяся с лицом маска.

– Она моя дальняя родственница, так что не станет лгать, кроме того она крайне болтлива, но при этом не обладает ни фантазией, ни хитростью, ни сколько-нибудь значимыми умственными способностями. – Гринхильда позволила себе лёгкую улыбку как знак её отношения к этой женщине.

– Вы так пренебрежительно отзываетесь о своей родственнице. У неё ведь не достаточно чистые гены, верно? – Нейхардт слегка изогнул бровь. Гринхильда сжала ткань юбки, как он мог так её оскорбить? Она – лицемерка? Неужели это действительно так выглядело?

– Я говорю это не потому, что её генотип слабее моего. Вы забываетесь, оберштурмбанфюрер! – Гринхильда расслабила пальцы, позволяя ткани расправиться. Она и сама понимала, что это прозвучало слишком дерзко, слишком грубо и слишком не так, как ей бы хотелось. Этому человеку всё-таки удалось вывести её из равновесия. Она злилась на себя больше, чем на него – надменная лицемерка, привыкшая гордиться своим происхождением и ещё больше – своим умом. А ведь нужную информацию она получила как раз от глупой и наивной простушки.

– Достаточно. Значит, вы доверяете своему информатору? Это хорошо. – Рейнер сцепил пальцы в замок и упёрся локтями в колени. Нейхардт был груб, но фройлен прореагировала слишком бурно, на неё это не похоже – так легко поддаваться на провокации.

– Если, конечно, эту женщину не послали к вам намеренно, – Нейхардт словно не заметил выпада Гринхильды, – Хотя сейчас это уже не так важно. Секта решила, наконец, перейти к более активным действиям, время тайных игр прошло. Или вернее, пока отходит на второй план. От вас требовали каких-либо действий, фройлен?

– Нет, она просто сказала мне, что в храме очень неспокойно, младших послушников распустили по домам, приказали сидеть тихо и ничего не предпринимать. – Гринхильда заставила себя говорить спокойно – если он проглотил её высокомерие, то и ей придётся сделать вид, что ничего не произошло. Какой же дурой она выставила себя перед ним! Почему это её так волнует, да какое ей дело до того, что он подумает о ней? Какое ей дело до него?

– Отлично, значит, вам стоит оставаться здесь. Вы должны сохранить свою жизнь, свободу и, желательно, положение в секте при любом исходе. – Рейнер встал и повернулся к Нейхардту. Всего один взгляд – они отпустили тех, кто им ещё понадобится, это резерв, значит – только первый ход. – Я благодарен вам за информацию, надеюсь на дальнейшее сотрудничество.

– Конечно, я продолжу работать на вас, бригаденфюрер. – Гринхильда вышла из комнаты вслед за Рейнером и Нейхардтом – как примерная хозяйка она должна была проводить гостей до дверей. – Надеюсь, у вас больше не осталось вопросов, и вы, наконец, признаете меня невиновной? – это было сказано уже для дворецкого.

Гринхильда не стала выходить из дома – погода испортилась, а женщинам её положения не рекомендовалось находиться вне помещений во время сильного ветра или осадков – они должны были хранить чистоту генов для будущих поколений. Как же это глупо – она ведь не собиралась выходить замуж и рожать детей. Когда за спиной дворецкого закрылась дверь, Гринхильда, наконец, смогла позволить себе вернуться в библиотеку и без сил рухнуть в кресло. С тех пор, как она впервые увидела Нейхардта Кальтштейна, её не переставая мучил вопрос – почему ей так хочется разгадать его, почему она ждёт именно его одобрения? Сейчас ей казалось, она почти нашла ответ, и этот ответ ей не нравился, ведь он делал её слабой, глупой и уязвимой.